Неточные совпадения
Он слышал: террористы убили
в Петербурге полковника Мина, укротителя Московского восстания,
в Интерлакене
стреляли в какого-то немца, приняв его за министра Дурново, военно-полевой суд не сокращает количества революционных выступлений анархистов, —
женщина в желтом неутомимо и назойливо кричала, — но все, о чем кричала она, произошло
в прошлом, при другом Самгине. Тот, вероятно, отнесся бы ко всем этим фактам иначе, а вот этот окончательно не мог думать ни о чем, кроме себя и Марины.
За спиною Самгина, толкнув его вперед, хрипло рявкнула
женщина, раздалось тихое ругательство, удар по мягкому, а Самгин очарованно смотрел, как передовой солдат и еще двое, приложив ружья к плечам, начали
стрелять. Сначала упал, высоко взмахнув ногою, человек, бежавший на Воздвиженку, за ним, подогнув колени, грузно свалился старик и пополз, шлепая палкой по камням, упираясь рукой
в мостовую; мохнатая шапка свалилась с него, и Самгин узнал: это — Дьякон.
Не ропщите, если будете небрежены
в собраниях, а особливо от
женщин, для того что не умеете хвалить их красоту; но вспомните, что вы бегаете быстро, что плаваете не утомляяся, что подымаете тяжести без натуги, что умеете водить соху, вскопать гряду, владеете косою и топором, стругом и долотом; умеете ездить верхом,
стрелять.
— Мы не будем
стрелять в ребенка: эта
женщина — француженка. Мы не будем убивать французское дитя! — вполголоса произнесли плохо державшие дисциплину солдаты консульской республики.
Ченцов, прежде всего, по натуре своей был великодушен: на дуэли, которую он имел с человеком, соблазнившим его первую жену, он мог, после промаха того, убить его наверняк, потому что имел право
стрелять в своего врага на десяти шагах; но Ченцов не сделал того, а спросил противника, даст ли он клятву всю жизнь не покидать отнятой им у него
женщины.
Сестра относилась к слабостям этого человека с полупрезрительным снисхождением; как
женщина неглупая, она понимала, что «
в камень
стрелять — только стрелы терять». Едва ли её сильно огорчила смерть мужа.
Потом, еще чем эта жизнь была приятна, так это свободой. Надоело
в одном городе —
стрельнул на дорогу, иногда даже билет второго класса выудишь, уложил чемодан, — айда
в другой,
в третий,
в столицу,
в уезд, по помещикам,
в Крым, на Волгу, на Кавказ. Денег всегда масса, — иногда я по двадцати пяти рублей
в день зарабатывал — пьешь,
женщин меняешь, сколько хочешь — раздолье!
«Если я отнимаю у людей собственность, хватаю их от семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого народа, разоряю их,
стреляю в города по
женщинам и детям, то я делаю это не потому, что хочу этого, а только потому, что исполняю волю власти, которой я обещал повиноваться для блага общего», — говорят подвластные.
— Ваш солдат!.. Ваш солдат уже целые десятки поколений рождается и умирает рабом;
в нем давно уже убито все человеческое. Ваш солдат умеет только
стрелять в безоружную толпу,
в молящихся детей и
женщин.
— Да; вот как поляки, например, те тоже так рассуждают, — сказал Свитка. — Их тоже
в Польше уж как ведь мучают! И казнят, и огнем жгут, и
в Сибирь ссылают тысячами, а они все терпели и терпят… Только собираются всем народом
в церковь Богу молиться за свое горе, чтобы Бог избавил их, а
в них тут,
в самом же храме Божьем, из ружья
стреляют, штыками колют… и
женщин, и малых детей, всех без разбору!
Ольга, сестра моя, рассудительная
женщина и ей я мог откровенно признаться во всем: так, мол, и так, Ольга, отпусти меня на войну добровольцем; мне уже пошел семнадцатый год,
стреляю я
в цель весьма недурно, попадаю, видите ли,
в спичечную коробку на расстоянии пятидесяти шагов.
Из-за двери, откуда
стреляли выскальзывает полуодетая
женщина и быстро пробегает, что-то крича
в столовую; за нею, стукнувшись о притолку, выбегает высокий, без пиджака, мужчина и еще раз
стреляет ей вслед: со стены сверху валятся осколки разбитой тарелки.
Екатерина Ивановна. Нет, как он смеет говорить, чтобы я его поцеловала? Я честная
женщина и… Вы знаете, что он три раза
стрелял в меня и хотел убить, но честная
женщина, я ему никогда не изменяла… Я так тогда испугалась, когда он достал револьвер: Господи, думаю, неужели он хочет меня убить? Налейте мне вина…
Даже
в прочтенных княжною Варварой романах отравительницами являлись всегда
женщины, а не мужчины — последние душили, резали,
стреляли, оставляя яд — это орудие трусов —
женщинам.
Самые гордые самостоятельные
женщины, если мне удавалось сообщать им свое вдохновение, шли за мной, не рассуждая, не спрашивая и делая всё, что я хотел; из монашенки я сделал нигилистку, которая, как потом я слышал,
стреляла в жандарма; жена моя не оставляла меня
в моих скитаниях ни на минуту и, как флюгер, меняла свою веру параллельно тому, как я менял свои увлечения.